Сквайр1

Я помню,словно это было вчера,как,тяжело ступая,он дотащился до наших дверей,а его морской сундук везли за ним на тачке.Это был высокий,сильный,грузный мужчина с темным лицом.Просмоленная косичка торчала над воротом его засаленного синего кафтана.Руки у него были шершавые,в каких-то рубцах,ногти черные,поломанные,а сабельный шрам на щеке —грязновато-белого цвета,со свинцовым оттенком.Помню,как незнакомец,посвистывая,оглядел нашу бухту и вдруг загорланил старую матросскую песню,которую потом пел так часто:

Пятнадцать человек на сундук мертвеца.

Йо-хо-хо,и бутылка рому!

Голос у него был стариковский,дребезжащий,визгливый,как скрипучая вымбовка.3

И палка у него была,как ганшпуг.4

Ром был ему подан,и он с видом знатока принялся не спеша смаковать каждый глоток.Пил и поглядывал то на скалы,то на трактирную вывеску.

— Бухта удобная, —сказал он наконец. —Неплохое место для таверны.Много народу,приятель?

Отец ответил,что нет,к сожалению,очень немного.

— Ну что же! —сказал моряк. —Этот…как раз для меня…Эй,приятель! —крикнул он человеку,который катил за ним тачку. —Подъезжай-ка сюда и помоги мне втащить сундук…Я поживу здесь немного, —продолжал он. —Человек я простой.Ром,свиная грудинка и яичница —вот и все,что мне нужно.Да вон тот мыс,с которого видны корабли,проходящие по морю…Как меня называть?Ну что же,зовите меня капитаном…Эге,я вижу,чего вы хотите!Вот!

И он швырнул на порог три или четыре золотые монеты.

— Когда эти кончатся,можете прийти и сказать, —проговорил он сурово и взглянул на отца,как начальник.

И действительно,хотя одежда у него была плоховата,а речь отличалась грубостью,он не был похож на простого матроса.Скорее его можно было принять за штурмана или шкипера,который привык,чтобы ему подчинялись.Чувствовалось,что он любит давать волю своему кулаку.Человек с тачкой рассказал нам,что незнакомец прибыл вчера утром на почтовых в «Гостиницу короля Георга»и расспрашивал там обо всех постоялых дворах,расположенных поблизости моря.Услышав о нашем трактире,должно быть,хорошие отзывы и узнав,что он стоит на отлете,капитан решил поселиться у нас.Вот и все,что удалось нам узнать о своем постояльце.

Человек он был молчаливый.Целыми днями бродил по берегу бухты или взбирался на скалы с медной подзорной трубой.По вечерам он сидел в общей комнате в самом углу,у огня,и пил ром,слегка разбавляя его водой.Он не отвечал,если с ним заговаривали.Только окинет свирепым взглядом и засвистит носом,как корабельная сирена в тумане.Вскоре мы и наши посетители научились оставлять его в покое.Каждый день,вернувшись с прогулки,он справлялся,не проходили ли по нашей дороге какие-нибудь моряки.Сначала мы думали,что ему не хватало компании таких же забулдыг,как он сам.Но под конец мы стали понимать,что он желает быть подальше от них.Если какой-нибудь моряк,пробираясь по прибрежной дороге в Бристоль,останавливался в «Адмирале Бенбоу»,капитан сначала разглядывал его из-за дверной занавески и только после этого выходил в гостиную.В присутствии подобных людей он всегда сидел тихо,как мышь.

Я-то знал,в чем тут дело,потому что капитан поделился со мной своей тревогой.Однажды он отвел меня в сторону и пообещал платить мне первого числа каждого месяца по четыре пенса серебром,если я буду «в оба глаза смотреть,не появится ли где моряк на одной ноге»,и сообщу ему сразу же,как только увижу такого.Когда наступало первое число и я обращался к нему за обещанным жалованьем,он только трубил носом и свирепо глядел на меня.Но не проходило и недели,как,подумав,он приносил мне монетку и повторял приказание не пропустить «моряка на одной ноге».

Этот одноногий моряк преследовал меня даже во сне.

Бурными ночами,когда ветер сотрясал все четыре угла нашего дома,а прибой ревел в бухте и в утесах,он снился мне на тысячу ладов,в виде тысячи разных дьяволов.Нога была отрезана у него то по колено,то по самое бедро.Порою он казался мне каким-то страшным чудовищем,у которого одна-единственная нога растет из самой середины тела.Он гонялся за мной на этой одной ноге,перепрыгивая через плетни и канавы.Недешево доставались мне мои четыре пенса каждый месяц:я расплачивался за них этими отвратительными снами.