Во всякой книге предисловие есть первая и вместе с тем последняя вещь;оно или служит объяснением цели сочинения,или оправданием и ответом на критики.Но обыкновенно читателям дела нет до нравственной цели и до журнальных нападок,и потому они не читают предисловий.А жаль,что это так,особенно у нас.Наша публика так еще молода и простодушна,что не понимает басни,если в конце ее не находит нравоучения.Она не угадывает шутки,не чувствует иронии;она просто дурно воспитана.Она еще не знает,что в порядочном обществе и в порядочной книге явная брань не может иметь места;что современная образованность изобрела орудие более острое,почти невидимое и тем не менее смертельное,которое,под одеждою лести,наносит неотразимый и верный удар.Наша публика похожа на провинциала,который,подслушав разговор двух дипломатов,принадлежащих к враждебным дворам,остался бы уверен,что каждый из них обманывает свое правительство в пользу взаимной нежнейшей дружбы.

Эта книга испытала на себе еще недавно несчастную доверчивость некоторых читателей и даже журналов к буквальному значению слов.Иные ужасно обиделись,и не шутя,что им ставят в пример такого безнравственного человека,как Герой Нашего Времени;другие же очень тонко замечали,что сочинитель нарисовал свой портрет и портреты своих знакомых…Старая и жалкая шутка!Но,видно,Русь так уж сотворена,что все в ней обновляется,кроме подобных нелепостей.Самая волшебная из волшебных сказок у нас едва ли избегнет упрека в покушении на оскорбление личности!

Герой Нашего Времени,милостивые государи мои,точно,портрет,но не одного человека:это портрет,составленный из пороков всего нашего поколения,в полном их развитии.Вы мне опять скажете,что человек не может быть так дурен,а я вам скажу,что ежели вы верили возможности существования всех трагических и романтических злодеев,отчего же вы не веруете в действительность Печорина?Если вы любовались вымыслами гораздо более ужасными и уродливыми,отчего же этот характер,даже как вымысел,не находит у вас пощады?Уж не оттого ли,что в нем больше правды,нежели бы вы того желали?..

Вы скажете,что нравственность от этого не выигрывает?Извините.Довольно людей кормили сластями;у них от этого испортился желудок:нужны горькие лекарства,едкие истины.Но не думайте,однако,после этого,чтоб автор этой книги имел когда-нибудь гордую мечту сделаться исправителем людских пороков.Боже его избави от такого невежества!Ему просто было весело рисовать современного человека,каким он его понимает,и к его и вашему несчастью,слишком часто встречал.Будет и того,что болезнь указана,а как ее излечить –это уж бог знает!

Я ехал на перекладных из Тифлиса.Вся поклажа моей тележки состояла из одного небольшого чемодана,который до половины был набит путевыми записками о Грузии.Большая часть из них,к счастию для вас,потеряна,а чемодан с остальными вещами,к счастью для меня,остался цел.

Уж солнце начинало прятаться за снеговой хребет,когда я въехал в Койшаурскую долину.Осетин-извозчик неутомимо погонял лошадей,чтоб успеть до ночи взобраться на Койшаурскую гору,и во все горло распевал песни.Славное место эта долина!Со всех сторон горы неприступные,красноватые скалы,обвешанные зеленым плющом и увенчанные купами чинар,желтые обрывы,исчерченные промоинами,а там высоко-высоко золотая бахрома снегов,а внизу Арагва,обнявшись с другой безыменной речкой,шумно вырывающейся из черного,полного мглою ущелья,тянется серебряною нитью и сверкает,как змея своею чешуею.

Подъехав к подошве Койшаурской горы,мы остановились возле духана.Тут толпилось шумно десятка два грузин и горцев;поблизости караван верблюдов остановился для ночлега.Я должен был нанять быков,чтоб втащить мою тележку на эту проклятую гору,потому что была уже осень и гололедица, –а эта гора имеет около двух верст длины.

Нечего делать,я нанял шесть быков и нескольких осетин.Один из них взвалил себе на плечи мой чемодан,другие стали помогать быкам почти одним криком.

За моею тележкою четверка быков тащила другую как ни в чем не бывало,несмотря на то,что она была доверху накладена.Это обстоятельство меня удивило.За нею шел ее хозяин,покуривая из маленькой кабардинской трубочки,обделанной в серебро.На нем был офицерский сюртук без эполет и черкесская мохнатая шапка.Он казался лет пятидесяти;смуглый цвет лица его показывал,что оно давно знакомо с закавказским солнцем,и преждевременно поседевшие усы не соответствовали его твердой походке и бодрому виду.Я подошел к нему и поклонился:он молча отвечал мне на поклон и пустил огромный клуб дыма.

– Мы с вами попутчики,кажется?

Он молча опять поклонился.

– Вы,верно,едете в Ставрополь?

– Так-с точно…с казенными вещами.

– Скажите,пожалуйста,отчего это вашу тяжелую тележку четыре быка тащат шутя,а мою,пустую,шесть скотов едва подвигают с помощью этих осетин?

Он лукаво улыбнулся и значительно взглянул на меня.

– Вы,верно,недавно на Кавказе?

– С год, –отвечал я.

Он улыбнулся вторично.

– А что ж?

– Да так-с!Ужасные бестии эти азиаты!Вы думаете,они помогают,что кричат?А черт их разберет,что они кричат?Быки-то их понимают;запрягите хоть двадцать,так коли они крикнут по-своему,быки все ни с места…Ужасные плуты!А что с них возьмешь?..Любят деньги драть с проезжающих…Избаловали мошенников!Увидите,они еще с вас возьмут на водку.Уж я их знаю,меня не проведут!

– А вы давно здесь служите?

– Да,я уж здесь служил при Алексее Петровиче [1 (Прим.Лермонтова.)

], –отвечал он,приосанившись. –Когда он приехал на Линию,я был подпоручиком, –прибавил он, –и при нем получил два чина за дела против горцев.

– А теперь вы?..

– Теперь считаюсь в третьем линейном батальоне.А вы,смею спросить?..