Евгении Григорьевне Левицкой,

члену КПСС с1903года

Первая послевоенная весна была на Верхнем Дону на редкость дружная и напористая.В конце марта из Приазовья подули теплые ветры,и уже через двое суток начисто оголились пески левобережья Дона,в степи вспухли набитые снегом лога и балки,взломав лед,бешено взыграли степные речки,и дороги стали почти совсем непроездны.

В эту недобрую пору бездорожья мне пришлось ехать в станицу Букановскую.И расстояние небольшое —всего лишь около шестидесяти километров, —но одолеть их оказалось не так-то просто.Мы с товарищем выехали до восхода солнца.Пара сытых лошадей,в струну натягивая постромки,еле тащила тяжелую бричку.Колеса по самую ступицу проваливались в отсыревший,перемешанный со снегом и льдом песок,и через час на лошадиных боках и стегнах,под тонкими ремнями шлеек,уже показались белые пышные хлопья мыла,а в утреннем свежем воздухе остро и пьяняще запахло лошадиным потом и согретым деготьком щедро смазанной конской сбруи.

Там,где было особенно трудно лошадям,мы слезали с брички,шли пешком.Под сапогами хлюпал размокший снег,идти было тяжело,но по обочинам дороги все еще держался хрустально поблескивавший на солнце ледок,и там пробираться было еще труднее.Только часов через шесть покрыли расстояние в тридцать километров,подъехали к переправе через речку Еланку.

Небольшая,местами пересыхающая летом речушка против хутора Моховского в заболоченной,поросшей ольхами пойме разлилась на целый километр.Переправляться надо было на утлой плоскодонке,поднимавшей не больше трех человек.Мы отпустили лошадей.На той стороне в колхозном сарае нас ожидал старенький,видавший виды «виллис»,оставленный там еще зимою.Вдвоем с шофером мы не без опасения сели в ветхую лодчонку.Товарищ с вещами остался на берегу.Едва отчалили,как из прогнившего днища в разных местах фонтанчиками забила вода.Подручными средствами конопатили ненадежную посудину и вычерпывали из нее воду,пока не доехали.Через час мы были на той стороне Еланки.Шофер пригнал из хутора машину,подошел к лодке и сказал,берясь за весло:

— Если это проклятое корыто не развалится на воде, —часа через два приедем,раньше не ждите.

Хутор раскинулся далеко в стороне,и возле причала стояла такая тишина,какая бывает в безлюдных местах только глухою осенью и в самом начале весны.От воды тянуло сыростью,терпкой горечью гниющей ольхи,а с дальних прихоперских степей,тонувших в сиреневой дымке тумана,легкий ветерок нес извечно юный,еле уловимый аромат недавно освободившейся из-под снега земли.

Неподалеку,на прибрежном песке,лежал поваленный плетень.Я присел на него,хотел закурить,но сунув руку в правый карман ватной стеганки,к великому огорчению,обнаружил,что пачка «Беломора»совершенно размокла.Во время переправы волна хлестнула через борт низко сидевшей лодки,по пояс окатила меня мутной водой.Тогда мне некогда было думать о папиросах,надо было,бросив весло,побыстрее вычерпывать воду,чтобы лодка не затонула,а теперь,горько досадуя на свою оплошность,я бережно извлек из кармана раскисшую пачку,присел на корточки и стал по одной раскладывать на плетне влажные,побуревшие папиросы.

Был полдень.Солнце светило горячо,как в мае.Я надеялся,что папиросы скоро высохнут.Солнце светило так горячо,что я уже пожалел о том,что надел в дорогу солдатские ватные штаны и стеганку.Это был первый после зимы по-настоящему теплый день.Хорошо было сидеть на плетне вот так,одному,целиком покорясь тишине и одиночеству,и,сняв с головы старую солдатскую ушанку,сушить на ветерке мокрые после тяжелой гребли волосы,бездумно следить за проплывающими в блеклой синеве белыми грудастыми облаками.

Вскоре я увидел,как из-за крайних дворов хутора вышел на дорогу мужчина.Он вел за руку маленького мальчика,судя по росту —лет пяти-шести,не больше.Они устало брели по направлению к переправе,но,поравнявшись с машиной,повернули ко мне.Высокий,сутуловатый мужчина,подойдя вплотную,сказал приглушенным баском:

— Здорово,браток!

— Здравствуй. —Я пожал протянутую мне большую,черствую руку.

Мужчина наклонился к мальчику,сказал:

— Поздоровайся с дядей,сынок.Он,видать,такой же шофер,как и твой папанька.Только мы с тобой на грузовой ездили,а он вот эту маленькую машину гоняет.

Глядя мне прямо в глаза светлыми,как небушко,глазами,чуть-чуть улыбаясь,мальчик смело протянул мне розовую холодную ручонку.Я легонько потряс ее,спросил:

— Что же это у тебя,старик,рука такая холодная?На дворе теплынь,а ты замерзаешь?

С трогательной детской доверчивостью малыш прижался к моим коленям,удивленно приподнял белесые бровки.

— Какой же я старик,дядя?Я вовсе мальчик,и я вовсе не замерзаю,а руки холодные —снежки катал потому что.

Сняв со спины тощий вещевой мешок,устало присаживаясь рядом со мною,отец сказал: