Приказ об отступлении приходит совершенно неожиданно.Только вчера из штаба дивизии прислали развернутый план оборонительных работ —вторые рубежи,ремонт дорог,мостики.Затребовали у меня трех саперов для оборудования дивизионного клуба.Утром звонили из штаба дивизии приготовиться к встрече фронтового ансамбля песни и пляски.Что может быть спокойнее?Мы с Игорем специально даже побрились,постриглись,вымыли головы,заодно постирали трусы и майки и в ожидании,когда они просохнут,лежали на берегу полувысохшей речушки и наблюдали за моими саперами,мастерившими плотики для разведчиков.
Лежали,курили,били друг у друга на спинах жирных,медлительных оводов и смотрели,как мой помкомвзвода,сверкая белым задом и черными пятками,кувыркается в воде,пробуя устойчивость плотика.
Тут-то и является связной штаба Лазаренко.Я еще издали замечаю его.Придерживая рукой хлопающую по спине винтовку,он рысцой бежит через огороды,и по этой рыси я сразу понимаю,что не концертом сейчас пахнет.Опять,должно быть,какой-нибудь поверяющий из армии или фронта…Опять тащись на передовую,показывай оборону,выслушивай замечания.Пропала ночь.И за все инженер отдувайся.
Хуже нет —лежать в обороне.Каждую ночь поверяющий.И у каждого свой вкус.Это уж обязательно.Тому окопы слишком узки,раненых трудно выносить и пулеметы таскать.Тому —слишком широки,осколком заденет.Третьему брустверы низки:надо ноль сорок,а у вас,видите,и двадцати нет.Четвертый приказывает совсем их срыть —демаскируют,мол.Вот и угоди им всем.А дивизионный инженер и бровью не поводит.За две недели один раз только был,и то галопом по передовой пробежал,ни черта толком не сказал.А я каждый раз заново начинай и выслушивай —руки по швам —нотации командира полка: «Когда же вы,уважаемый товарищ инженер,научитесь по-человечески окопы рыть?..»
Лазаренко перепрыгивает через забор.
— Ну?В чем дело?
— Начальник штаба до себя кличуть, —сияет он белозубым ртом,вытирая пилоткой взмокший лоб.
— Кого?Меня?
— I вас,i начхiма.Щоб чрез пять минут були,сказав.Нет,значит,не поверяющий.
— А в чем дело,не знаешь?
— А бiс його знае. —Лазаренко пожимает пропотевшими плечами. —Хiба зрозумiеш…Всiх связних розiгнали.Капiтан як раз спати лягли,а тут офiцер связi…
Приходится натягивать на себя мокрые еще трусы и майку и идти в штаб.Командиров взводов тоже вызывают.
Максимова —начальника штаба —нет.Он у командира полка.У штабной землянки командиры спецподразделений,штабники.Из комбатов только Сергиенко —командир третьего батальона.Никто ничего толком не знает.Офицер связи,долговязый лейтенант Зверев,возится с седлом.Сопит,чертыхается,никак не может затянуть подпругу.
— Штадив грузится.Вот и все…
Больше он ничего не знает.
Сергиенко лежит на животе,стругает какую-то щепочку,как всегда,ворчит:
— Только дезокамеру наладили,а тут срывайся,к дьяволу.Жизнь солдатская,будь она проклята!Скребутся бойцы до крови.Никак не выведешь…
Белобрысый,с водянистыми глазами Самусев —командир ПТР1
презрительно улыбается:
— Что дезокамера…У меня половина людей с такими вот спинами лежит.После прививки.Чуть не по стакану всадили чего-то.Кряхтят,охают…
Сергиенко вздыхает:
— А может,на переформировку,а?
— Ага… —криво улыбается Гоглидзе,разведчик. —Позавчера Севастополь сдали,а он формироваться собрался…Ждут тебя в Ташкенте не дождутся.
Никто ничего не отвечает.На севере все грохочет.Над горизонтом далеко-далеко,прерывисто урча,все туда же,на север,медленно плывут немецкие бомбардировщики.
— На Валуйки прут,сволочи. —Самусев в сердцах сплевывает. —Шестнадцать штук…
— Накрылись,говорят,уже Валуйки, —заявляет Гоглидзе:он всегда все знает.
— Кто это —«говорят».
