Воскресеье

Матф.Гл.XVIII.Ст.21.Тогда Петр приступил к нему и сказал:господи!сколько раз прощать брату моему,согрешающему против меня?до семи ли раз?22.Иисус говорит ему:не говорю тебе:до семи,но до седмижды семидесяти раз.

Матф.Гл.VII.Ст.3.И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего,а бревна в твоем глазе не чувствуешь?

Иоанн.Гл.VIII.Ст.7.  …кто из вас без греха,первый брось на нее камень.

Лука.Гл.VI.Ст.40.Ученик не бывает выше своего учителя;но и усовершенствовавшись,будет всякий,как учитель его.

I

Как ни старались люди,собравшись в одно небольшое место несколько сот тысяч,изуродовать ту землю,на которой они жались,как ни забивали камнями землю,чтобы ничего не росло на ней,как ни счищали всякую пробивающуюся травку,как ни дымили каменным углем и нефтью,как ни обрезывали деревья и ни выгоняли всех животных и птиц, —весна была весною даже и в городе.Солнце грело,трава,оживая,росла и зеленела везде,где только не соскребли ее,не только на газонах бульваров,но и между плитами камней,и березы,тополи,черемуха распускали свои клейкие и пахучие листья,липы надували лопавшиеся почки;галки,воробьи и голуби по-весеннему радостно готовили уже гнезда,и мухи жужжали у стен,пригретые солнцем.Веселы были и растения,и птицы,и насекомые,и дети.Но люди —большие,взрослые люди —не переставали обманывать и мучать себя и друг друга.Люди считали,что священно и важно не это весеннее утро,не эта красота мира божия,данная для блага всех существ, —красота,располагающая к миру,согласию и любви,а священно и важно то,что они сами выдумали,чтобы властвовать друг над другом.

Так,в конторе губернской тюрьмы считалось священным и важным не то,что всем животным и людям даны умиление и радость весны,а считалось священным и важным то,что накануне получена была за номером с печатью и заголовком бумага о том,чтобы к девяти часам утра были доставлены в нынешний день,28-го апреля,три содержащиеся в тюрьме подследственные арестанта —две женщины и один мужчина.Одна из этих женщин,как самая важная преступница,должна была быть доставлена отдельно.И вот,на основании этого предписания,28-го апреля в темный вонючий коридор женского отделения,в восемь часов утра,вошел старший надзиратель.Вслед за ним вошла в коридор женщина с измученным лицом и вьющимися седыми волосами,одетая в кофту с рукавами,обшитыми галунами,и подпоясанную поясом с синим кантом.Это была надзирательница.

— Вам Маслову? —спросила она,подходя с дежурным надзирателем к одной из дверей камер,отворявшихся в коридор.

Надзиратель,гремя железом,отпер замок и,растворив дверь камеры,из которой хлынул еще более вонючий,чем в коридоре,воздух,крикнул:

— Маслова,в суд! —и опять притворил дверь,дожидаясь.

Даже на тюремном дворе был свежий,живительный воздух полей,принесенный ветром в город.Но в коридоре был удручающий тифозный воздух,пропитанный запахом испражнений,дегтя и гнили,который тотчас же приводил в уныние и грусть всякого вновь приходившего человека.Это испытала на себе,несмотря на привычку к дурному воздуху,пришедшая со двора надзирательница.Она вдруг,входя в коридор,почувствовала усталость,и ей захотелось спать.

В камере слышна была суетня:женские голоса и шаги босых ног.

— Живей,что ль,поворачивайся там,Маслова,говорю! —крикнул старший надзиратель в дверь камеры.

Минуты через две из двери бодрым шагом вышла,быстро повернулась и стала подле надзирателя невысокая и очень полногрудая молодая женщина в сером халате,надетом на белую кофту и на белую юбку.На ногах женщины были полотняные чулки,на чулках —острожные коты,голова была повязана белой косынкой,из-под которой,очевидно умышленно,были выпущены колечки вьющихся черных волос.Все лицо женщины было той особенной белизны,которая бывает на лицах людей,проведших долгое время взаперти,и которая напоминает ростки картофеля в подвале.Такие же были и небольшие широкие руки и белая полная шея,видневшаяся из-за большого воротника халата.В лице этом поражали,особенно на матовой бледности лица,очень черные,блестящие,несколько подпухшие,но очень оживленные глаза,из которых один косил немного.Она держалась очень прямо,выставляя полную грудь.Выйдя в коридор,она,немного закинув голову,посмотрела прямо в глаза надзирателю и остановилась в готовности исполнить все то,что от нее потребуют.Надзиратель хотел уже запереть дверь,когда оттуда высунулось бледное,строгое,морщинистое лицо простоволосой седой старухи.Старуха начала что-то говорить Масловой.Но надзиратель надавил дверь на голову старухи,и голова исчезла.В камере захохотал женский голос.Маслова тоже улыбнулась и повернулась к зарешетенному маленькому оконцу в двери.Старуха с той стороны прильнула к оконцу и хриплым голосом проговорила:

— Пуще всего —лишнего не высказывай,стой на одном,и шабаш.

— Да уж одно бы что,хуже не будет, —сказала Маслова,тряхнув головой.

— Известно,одно,а не два, —сказал старший надзиратель с начальственной уверенностью в собственном остроумии. —За мной,марш!

Видневшийся в оконце глаз старухи исчез,а Маслова вышла на середину коридора и быстрыми мелкими шагами пошла вслед за старшим надзирателем.Они спустились вниз по каменной лестнице,прошли мимо еще более,чем женские,вонючих и шумных камер мужчин,из которых их везде провожали глаза в форточках дверей,и вошли в контору,где уже стояли два конвойных солдата с ружьями.Сидевший там писарь дал одному из солдат пропитанную табачным дымом бумагу и,указав на арестантку,сказал:

— Прими.

Солдат —нижегородский мужик с красным,изрытым оспою лицом —положил бумагу за обшлаг рукава шинели и,улыбаясь,подмигнул товарищу,широкоскулому чувашину,на арестантку.Солдаты с арестанткой спустились с лестницы и пошли к главному выходу.

В двери главного выхода отворилась калитка,и,переступив через порог калитки на двор,солдаты с арестанткой вышли из ограды и пошли городом посередине мощеных улиц.

Извозчики,лавочники,кухарки,рабочие,чиновники останавливались и с любопытством оглядывали арестантку;иные покачивали головами и думали: «Вот до чего доводит дурное,не такое,как наше,поведение».Дети с ужасом смотрели на разбойницу,успокаиваясь только тем,что за ней идут солдаты и она теперь ничего уже не сделает.Один деревенский мужик,продавший уголь и напившийся чаю в трактире,подошел к ней,перекрестился и подал ей копейку.Арестантка покраснела,наклонила голову и что-то проговорила.

Чувствуя направленные на себя взгляды,арестантка незаметно,не поворачивая головы,косилась на тех,кто смотрел на нее,и это обращенное на нее внимание веселило ее.Веселил ее тоже чистый,сравнительно с острогом,весенний воздух,но больно было ступать по камням отвыкшими от ходьбы и обутыми в неуклюжие арестантские коты ногами,и она смотрела себе под ноги и старалась ступать как можно легче.Проходя мимо мучной лавки,перед которой ходили,перекачиваясь,никем не обижаемые голуби,арестантка чуть не задела ногою одного сизяка;голубь вспорхнул и,трепеща крыльями,пролетел мимо самого уха арестантки,обдав ее ветром.Арестантка улыбнулась и потом тяжело вздохнула,вспомнив свое положение.